*    *    *            
   В тот день, когда окончилась война
   И все стволы палили в счет салюта,
   В тот час на торжестве была одна
   Особая для наших душ минута.
 
   В конце пути, в далекой стороне,
   Под гром пальбы прощались мы впервые
   Со всеми, что погибли на войне,
   Как с мертвыми прощаются живые.
 
   До той поры в душевной глубине
   Мы не прощались так бесповоротно.
   Мы были с ними как бы наравне,
   И разделял нас только лист учетный.
 
   Мы с ними шли дорогою войны
   В едином братстве воинском до срока,
   Суровой славой их озарены,
   От их судьбы всегда неподалеку.
 
   И только здесь, в особый этот миг,
   Исполненный величья и печали,
   Мы отделялись навсегда от них:
   Нас эти залпы с ними разлучали.
 
   Внушала нам стволов ревущих сталь,
   Что нам уже не числиться в потерях.
   И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
   Заполненный товарищами берег.
 
   И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
   Как нас уносят этих залпов волны,
   Они рукой махнуть не смеют вслед,
   Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
 
   Вот так, судьбой своею смущены,
   Прощались мы на празднике с друзьями.
   И с теми, что в последний день войны
   Еще в строю стояли вместе с нами;
 
   И с теми, что ее великий путь
   Пройти смогли едва наполовину;
   И с теми, чьи могилы где-нибудь
   Еще у Волги обтекали глиной;
 
   И с теми, что под самою Москвой
   В снегах глубоких заняли постели,
   В ее предместьях на передовой
   Зимою сорок первого; и с теми,
 
   Что, умирая, даже не могли
   Рассчитывать на святость их покоя
   Последнего, под холмиком земли,
   Насыпанном нечуждою рукою.
 
   Со всеми — пусть не равен их удел, -
   Кто перед смертью вышел в генералы,
   А кто в сержанты выйти не успел -
   Такой был срок ему отпущен малый.
 
   Со всеми, отошедшими от нас,
   Причастными одной великой сени
   Знамен, склоненных, как велит приказ, -
   Со всеми, до единого со всеми.
 
   Простились мы. И смолкнул гул пальбы,
   И время шло. И с той поры над ними
   Березы, вербы, клены и дубы
   В который раз листву свою сменили.
 
   Но вновь и вновь появится листва,
   И наши дети вырастут и внуки,
   А гром пальбы в любые торжества
   Напомнит нам о той большой разлуке.
 
   И не за тем, что уговор храним,
   Что память полагается такая,
   И не за тем, нет, не за тем одним,
   Что ветры войн шумят не утихая.
 
   И нам уроки мужества даны
   В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
   Нет, даже если б жертвы той войны
   Последними на этом свете были, -
 
   Смогли б ли мы, оставив их вдали,
   Прожить без них в своем отдельном счастье,
   Глазами их не видеть их земли
   И слухом их не слышать мир отчасти?
 
   И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
   В конце концов у смертного порога,
   В себе самих не угадать себе
   Их одобренья или их упрека!
 
   Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
   Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
   Не мертвых власть, а власть того родства,
   Что даже смерти стало неподсудно.
 
   К вам, павшие в той битве мировой
   За наше счастье на земле суровой,
   К вам, наравне с живыми, голос свой
   Я обращаю в каждой песне новой.
 
   Вам не услышать их и не прочесть.
   Строка в строку они лежат немыми.
   Но вы — мои, вы были с нами здесь,
   Вы слышали меня и знали имя.
 
   В безгласный край, в глухой покой земли,
   Откуда нет пришедших из разведки,
   Вы часть меня с собою унесли
   С листка армейской маленькой газетки.
 
   Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
   Как у живых, — я так же вам обязан.
   И если я, по слабости, солгу,
   Вступлю в тот след, который мне заказан,
 
   Скажу слова, что нету веры в них,
   То, не успев их выдать повсеместно,
   Еще не зная отклика живых, -
   Я ваш укор услышу бессловесный.
 
   Суда живых — не меньше павших суд.
   И пусть в душе до дней моих скончанья
   Живет, гремит торжественный салют
   Победы и великого прощанья.
                               А. Твардовский. 1948 г.