466
моих комментариев 7
блогов 5
сообществ 42
учебных материала 2
статьи 1
мастер-класс 0
экскурсий 0
дискуссий 0
новостей
моих комментариев 7
блогов 5
сообществ 42
учебных материала 2
статьи 1
мастер-класс 0
экскурсий 0
дискуссий 0
новостей
Татьяна Соловьянова, (на сайте с 14.07.2013 г.)
Был(а) на сайте 2 года назад
Рейтинг:
161.71/1852
|
2 135 390
просмотров
|
684
комментария
|
104
место в рейтинге
|
|
||
ТЕОРЕТИКИ ПЕДАГОГИКИ ВОСПИТАНИЯ И ОБУЧЕНИЯ
12 января 1746 —17 февраля 1827ИОГАНН ПЕСТАЛОЦЦИ -
швейцарский педагог
Окончив два курса коллегиума Каролинум, возглавлял Учреждение для бедных в Нёйхофе (1774-1780), приют для сирот в Станце (1798-1799), институты в Бургдорфе (1800-1804) и Ивердоне (1805-1825). Автор многочисленных педагогических трудов, из которых главными являются получившие мировую известность «Лингард и Гертруда» (1781-87), «Как Гертруда учит своих детей» (1801), «Письмо к другу о пребывании в Станце» (1799), «Лебединая песня» (1826). Именно в этих произведениях в конце 18 века впервые были внятно сформулированы те принципы воспитания и образования детей, которые по сей день считаются основополагающими:
– учить надо всех – и богатых, и бедных;
– бедные не глупее, чем богатые;
– воспитывать надо не словом, а делом;
– главная цель: привести в движение присущее человеку от природы стремление к деятельности; – и,
-наконец: «Час рождения ребёнка является первым часом его обучения».
Песталоцци считал, что воспитание должно быть природосообразным. Это развитие осуществляется путём последовательных упражнений вначале в семье, затем в школе в определённой системе и последовательности. Он разработал методику первоначального обучения детей счёту, измерению и речи, значительно расширил содержание начального обучения, включив в него элементарные сведения из геометрии, географии, рисование, пение, гимнастику.
На закате своей жизни Песталоцци осознал, что его педагогические принципы несомненны, но опыты приложения их на практике менее совершенны, чем он предполагал. Он надеялся, что недостатки его системы будут устранены его учениками. И действительно некоторые из его последователей (Шмид, Тиллих, Тюрк и особенно Дистервег) вложили много труда в обработку системы великого учителя.
Умер Иоганн Песталоцци 17 февраля 1827 года в Бругге.
| № | Мультимедиа |
| 1 |
|
Мнение современного теоретика
Воспитывая детей, мы так или иначе передаём им опыт. И прежде всего это наш личный опыт, не только интеллектуальный, выраженный в конкретной сумме знаний. Это опыт поведенческий, эмоциональный и духовный. И если духовный опыт мы можем сообщить только в том случае, если ребёнок сам этого захочет, то опыт эмоциональный мы можем передавать и передаём постоянно безо всяких просьб. Любое педагогическое воздействие способно вызвать у ребёнка целый ряд эмоций и чувств: от скуки до восторга, от ярости до счастья.
Ещё раз отметим, что ребёнка, безусловно, нельзя запрограммировать на испытание какой-либо эмоции. Слишком много факторов влияют на это: и настроение ребёнка, и его личные проблемы, и учёба, и отношения с товарищами — всё это и многое другое, вплоть до погоды
и скрипящего стула у соседа справа.
Всё предусмотреть невозможно, однако вполне реально создать максимально адекватные предполагаемой эмоции условия. Здесь необходимо упомянуть принцип профессионализма, выражающийся в том, что, планируя, надо предусмотреть не только, как и что дети будут делать, но ещё и разные организационные моменты, от которых в творческом порыве так хочется отмахнуться.
Анна Николаева
Ещё раз отметим, что ребёнка, безусловно, нельзя запрограммировать на испытание какой-либо эмоции. Слишком много факторов влияют на это: и настроение ребёнка, и его личные проблемы, и учёба, и отношения с товарищами — всё это и многое другое, вплоть до погоды
и скрипящего стула у соседа справа.
Всё предусмотреть невозможно, однако вполне реально создать максимально адекватные предполагаемой эмоции условия. Здесь необходимо упомянуть принцип профессионализма, выражающийся в том, что, планируя, надо предусмотреть не только, как и что дети будут делать, но ещё и разные организационные моменты, от которых в творческом порыве так хочется отмахнуться.
Анна Николаева
Константин Ушинский
русский педагог, основоположник научной педагогики в России
2 марта 1824 — 3 января 1871
русский педагог, основоположник научной педагогики в России
2 марта 1824 — 3 января 1871
Константин Дмитриевич Ушинский – выдающийся русский педагог, родоначальник русской научной педагогики, родился (19 февраля) 2 марта 1824 года в Туле. Все его детство и отрочество прошло в небольшом отцовском имении, расположенном в четырёх верстах от Новгород-Северского на берегу реки Десны. После окончания гимназии он поступил учиться на юридический факультет Московского университета. Именно там блестящие лекции профессора философии государства и права Петра Григорьевича Редкина оказали немалое влияние на последующий выбор Ушинским педагогики. В 22 года последовало приглашение на кафедру энциклопедии законоведения Ярославского Демидовского лицея. Спустя четыре года, в 1850 году, Ушинский вынужден был покинуть лицей из-за своих демократических идей. Он уехал в Петербург, где поступил в департамент иностранных исповеданий, его начальником был граф Дмитрий Андреевич Толстой. С 1855 года Ушинский работал преподавателем географии и русской словесности в Гатчинском сиротском институте, а через короткое время стал инспектором. В 1859 году он получил назначение на должность инспектора Смольного института, но пробыл там недолго. Вскоре он вынужден был покинуть институт и поехать в командировку за границу. Вернувшись в Россию в 1867 году, Ушинский приступает к литературной деятельности. Он посвятил много времени составлению детских книг «Детский мир», «Родное слово». Учебник русского языка «Родное слово» выдержал 157 изданий! Рассказы Ушинского для детей отличаются умелым использованием русского фольклора («Васька», «Жалобы зайки»); лаконичная назидательность достигается в них скрупулёзным отбором деталей, ясностью и понятностью мысли («Лекарство», «Орел и кошка», «Детские очки»). Огромное значение имеет работа Ушинского под названием «Человек как предмет воспитания, опыт педагогической антропологии». Это сочинение переиздавалось более 10 раз и до сих пор широко известно среди педагогов. Скончался великий педагог Константин Дмитриевич Ушинский (22 декабря 1870 года) 3 января 1871 года в Одессе.
| № | Мультимедиа |
| 1 |
|
Заветные мысли Ушинского
Из статьи в журнале «Семья и школа», 1971 год, № 1
(Симон Соловейчик)
Из статьи в журнале «Семья и школа», 1971 год, № 1
(Симон Соловейчик)
…Вот, наверное, действительно главное – и самое общее, – что сделал Ушинский для педагогики: он вывел ее из узкоремесленных, цеховых рамок на широкий простор жизни. Для Ушинского педагогика – не набор правил обращения с воспитанником, а форма народной жизни, жизни общества. Вновь и вновь повторяет он любимую свою мысль: «...Где нет общественного мнения о воспитании, там нет и общественного воспитания, хотя может быть множество общественных учебных заведений». У школы нет каких-то узких специальных целей, ее цель – «приблизить человека к человеческому назначению» (таким образом, цель школы и цель всего общества – одна).
Ушинский стал педагогом задолго до того, как он сам это узнал о себе, и до того, как о нем это узнали другие. Он писал о музее, о сборнике «Магазин землеведения...» – о чем только не писал он в молодости в поисках заработка, но и в этих первых его статьях мы четко обнаруживаем те самые идеи, которые впоследствии станут важнейшими идеями его специально педагогических статей: Ушинский шел к педагогике от жизни, с высот общечеловеческой культуры, с высот мировой истории и стремился поднять педагогику до этого уровня высокой жизни, до этих общечеловеческих задач. Вряд ли кто-нибудь придавал больше значения педагогике, чем Ушинский, но он отчетливо сознавал: «Общественное воспитание не решает само вопросов жизни и не ведет за собой истории, но следует за ней. Не педагогика и не педагог, но сам народ и его великие люди прокладывают дорогу в будущее: воспитание только идет по этой дороге и, действуя заодно с другими общественными силами, помогает идти по ней отдельным личностям и новым поколениям». Здесь не умаление роли педагогики, а возвышение ее: работа воспитателей в глазах Ушинского имеет смысл лишь тогда, когда они ведут людей по «дороге в будущее», а не погрязают в трудностях надзора за детьми и спрашивания уроков.
Но что могут сделать воспитание и воспитатель? Есть ли у них сила воспитывать?
Семь лет работы с детьми (да еще два года преподавания студентам в лицее) позволяют Ушинскому, оставаясь на самых больших высотах мировой науки, видеть педагогику в ее практическом преломлении. «Как бы ни были чисты и возвышенны цели воспитания, оно должно еще иметь силу, чтобы достичь этих целей...» Без этой силы «школа является декорациями, закрывающими от непосвященных пробел в общественном воспитании, подобно тем картонным деревьям, которыми закрываются пустые места на театральной сцене». Если воспитательная сила заведения растет, то «таким заведением надобно дорожить, как особенною милостью божьей: его лелеять и беречь как дорогое многоплодное растение...»
Сила воспитания... Что это такое? Откуда она берется? В чем выражается? От чего зависит? Чем поддерживается? Вопросов можно поставить десятки: признаться, мы сегодня, через сто лет после Ушинского, как-то позабыли об этом педагогическом явлении. «Сила воспитания», «дух школы» – понятия вроде бы эфемерные, неуловимые, неизмеряемые, о них неловко писать в отчетах, о них не говорят при оценке и сравнении школ. Ушинский не дает определений: есть такие явления (и в воспитании их больше, чем в другой какой-нибудь сфере), которые понимаешь сразу, а определить затруднительно. Может, именно поэтому в наше время, когда все, завидуя математике, стремятся к точности, к перечислению пунктов, к «вычленению» (есть такой термин в педагогике) – и остаются в тени явления неясные, неочерченные, даже если они – самые важные в живой действительности.
В чем же все-таки состоит сила воспитания?
Вот как рассуждает Ушинский. Характер человека, говорит он, слагается всегда из двух взаимодействующих элементов: из природного и духовного, «вырабатывающегося в жизни, под влиянием воспитания и обстоятельств».
«Если мы идем против наших природных наклонностей, как ленив, неповоротлив и упрям делается наш организм!» Что же делать воспитателю, которому часто приходится идти именно против природных наклонностей ребенка, преодолевая лень, неповоротливость и упрямство его «организма»? Сегодня говорят: надо изучать эти индивидуальные особенности (то бишь «природные склонности»). Кто не слыхал об этой аксиоме – учитель должен глубоко изучать ребенка? В этом, считается, корень его, учителя, успеха.
Но Ушинский слишком хорошо знает реальную практику школьной жизни, чтобы предъявлять учителю такое невыполнимое требование. «Легко сказать воспитателю – изучайте характер ваших воспитанников, пользуйтесь их добрыми наклонностями... Такое требование может только высказываться на торжественных актах, вместе с прочими фразами, не имеющими никакого практического значения, но на деле выполнение его в общественных заведениях оказывается невозможным. Все мы очень хорошо знаем, что не всякий воспитатель – Песталоцци и что известная масса воспитателей требуется для ежегодно приливающих новых поколений».
Итак, требовать изучения природных наклонностей – легко, но, увы, эти требования так и остаются благими пожеланиями... Изучать детей надо, знать их физиологию и психологию – необходимо, но невозможно, невозможно в практической работе учесть тысячи мелких, но важных деталей детских характеров.
Где же выход?
Коль скоро в школе учитель не может действовать, применяясь к каждому отдельному ученику, Ушинский честно признает это, значит, и учебное заведение не должно уподобляться отдельно взятому учителю, и в училищах надо опираться на что-то такое, на что действительно можно опереться в школе, – на что-то общее. Ушинский закладывает основы воспитания в массовой школе.
В школе, говорит он, должен быть общий дух, какая-то общая атмосфера воспитания – с тем, чтобы всякий ребенок, попадая в эту атмосферу, невольно подчинялся ей. Здесь идет речь не о муштре, не о приведении всех к общему знаменателю, а именно о влиянии общего благородного духа школы. «Воспитывается человек в молодости примером, умным, обдуманным руководством... духом семейным, духом школы и, наконец, духом того общества, в котором человеку приходится жить». Но дух этот, разумеется, не в стенах школы – он в воспитателях, учителях, администрации, он в порядках школы, в ее идеалах (если они есть), в степени воодушевления учителей, в стиле обращения с учениками, в мере требовательности, в авторитете учителей – во всем, что и создает силу воспитания.
Откуда этот дух, атмосфера, откуда берется сила воспитания? Только от личности воспитателя, считает Ушинский, и тут он непоколебим, он вновь и вновь возвращается к одной и той же мысли, высказанной впервые в ранней статье в «Современнике», касающейся истории французской эскадры в Средиземном море: «Мы учимся тремя путями: или путем опыта и собственного наблюдения – путем, ведущим к прочным, но скудным результатам, для которого жизнь человеческая слишком коротка; или нас учат другие: этим путем мы приобретаем менее, чем обыкновенно полагают; или, наконец, мы учимся, подчиняясь бессознательно влиянию сильнейших, уже образовавшихся характеров. Образование, передаваемое этим последним путем, едва ли не самым быстрым, ведет к изумительным результатам. Оно действует не на ум человека, медленно усваивающий новое, но на самый центр человеческой природы, на тот таинственный узел, которым связывается душа и тело, так что человек начинает радикально изменяться, прежде нежели сам подметит в себе эту перемену».
…Всякий раз, когда мы узнаем о какой-то прекрасной школе – мы всегда находим в ней и славного учителя. В мировой истории педагогики было много всяких опытов, но что-то не слыхать, чтобы какому-то безвольному, бесхарактерному и заурядному человеку удалось добиться блестящих результатов в воспитании... Вот это было бы действительно переворотом в науке! Но, к счастью, такой переворот не угрожает.
Вот составные той силы, которая придает действенность воспитанию: общий дух школы и воля учителя, его убежденность, ум.
Но этого мало. Все-таки остается открытым вопрос: как воспитывать детей, не имея возможности до конца вникать во все свойства их характеров? На что должна действовать в душе ученика воспитательная сила, к какой точке должна быть она приложена?
«Есть одна только общая для всех прирожденная наклонность, на которую всегда может рассчитывать воспитание, – пишет Ушинский, – это то, что мы называем народностью. Как нет человека без самолюбия, так нет человека без любви к отечеству, и эта любовь дает воспитанию верный ключ к сердцу человека... Вот основание того убеждения, что воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным».
Кажется, нет статьи об Ушинском, в которой не приводились бы эти слова: «Воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным». Но не потому только Ушинский ратовал за «народность», что он был патриот, а потому, что он был педагог и не видел другой реальной возможности влиять сразу на многих учеников. И рядом с «народностью» он ставит христианскую религию и науку. Вот три «основы», опираясь на которые учитель может придать воспитанию необходимую силу. Обращение к религии не должно смутить нас: в прошлом веке почти все педагоги считали, что внерелигиозное воспитание вообще невозможно. Религия была своеобразной формой идейности, только через религию обычный человек мог приобщаться к духовным высотам своего времени.
Что же касается третьей основы воспитания, науки, то, хотя Ушинский говорил о ней в самых восторженных словах, – в оценке ее воспитывающей силы Ушинский весьма и весьма осторожен. «Наука не должна быть смешиваема с воспитанием, – писал он. – Учение само по себе становится воспитанием только тогда, когда достигает высшей области науки, входит в мир идеи и вносит эту идею через разум в сердце человека. Только на этой ученой, а не учебной ступени наука приобретает нравственную силу, и часто такую силу, что может даже исправить недостаток первоначального воспитания, дать человеку новый принцип жизни, совершенно обновить его. Но до той высоты науки добираются немногие; большинство же останавливается или на половине дороги, или в самом ее начале. Человек может знать тригонометрию, болтать на двух и даже трех языках, зазубрить исторический и географический учебник, выучиться даже отлично строчить бумаги, – и остаться человеком вполне безнравственным: наука еще и не дохнула на него...»
Это предупреждение Ушинского сегодня может быть воспринято с некоторым недовольством: наука в последние десятилетия одержала такие победы, что стало казаться, будто она «все может», что технические знания сами по себе определяют высокую нравственность и что противоречия между знанием и нравственностью отошли в область предания. Однако на самом деле, как и прежде, как и во времена Ушинского, «технические» знания сами по себе не имеют воспитательной силы, и забывать об этом – значит выпускать из школы невоспитанных людей.
Не просто знания, а обаяние высокой науки, притягательная ее сила – вот что имеет воспитательную силу, вот что поможет ученику «полюбить идею и истину больше, чем деньги, карты и вино, и ставить духовные наслаждения выше телесных, духовные достоинства выше случайных преимуществ»…
Ушинский стал педагогом задолго до того, как он сам это узнал о себе, и до того, как о нем это узнали другие. Он писал о музее, о сборнике «Магазин землеведения...» – о чем только не писал он в молодости в поисках заработка, но и в этих первых его статьях мы четко обнаруживаем те самые идеи, которые впоследствии станут важнейшими идеями его специально педагогических статей: Ушинский шел к педагогике от жизни, с высот общечеловеческой культуры, с высот мировой истории и стремился поднять педагогику до этого уровня высокой жизни, до этих общечеловеческих задач. Вряд ли кто-нибудь придавал больше значения педагогике, чем Ушинский, но он отчетливо сознавал: «Общественное воспитание не решает само вопросов жизни и не ведет за собой истории, но следует за ней. Не педагогика и не педагог, но сам народ и его великие люди прокладывают дорогу в будущее: воспитание только идет по этой дороге и, действуя заодно с другими общественными силами, помогает идти по ней отдельным личностям и новым поколениям». Здесь не умаление роли педагогики, а возвышение ее: работа воспитателей в глазах Ушинского имеет смысл лишь тогда, когда они ведут людей по «дороге в будущее», а не погрязают в трудностях надзора за детьми и спрашивания уроков.
Но что могут сделать воспитание и воспитатель? Есть ли у них сила воспитывать?
Семь лет работы с детьми (да еще два года преподавания студентам в лицее) позволяют Ушинскому, оставаясь на самых больших высотах мировой науки, видеть педагогику в ее практическом преломлении. «Как бы ни были чисты и возвышенны цели воспитания, оно должно еще иметь силу, чтобы достичь этих целей...» Без этой силы «школа является декорациями, закрывающими от непосвященных пробел в общественном воспитании, подобно тем картонным деревьям, которыми закрываются пустые места на театральной сцене». Если воспитательная сила заведения растет, то «таким заведением надобно дорожить, как особенною милостью божьей: его лелеять и беречь как дорогое многоплодное растение...»
Сила воспитания... Что это такое? Откуда она берется? В чем выражается? От чего зависит? Чем поддерживается? Вопросов можно поставить десятки: признаться, мы сегодня, через сто лет после Ушинского, как-то позабыли об этом педагогическом явлении. «Сила воспитания», «дух школы» – понятия вроде бы эфемерные, неуловимые, неизмеряемые, о них неловко писать в отчетах, о них не говорят при оценке и сравнении школ. Ушинский не дает определений: есть такие явления (и в воспитании их больше, чем в другой какой-нибудь сфере), которые понимаешь сразу, а определить затруднительно. Может, именно поэтому в наше время, когда все, завидуя математике, стремятся к точности, к перечислению пунктов, к «вычленению» (есть такой термин в педагогике) – и остаются в тени явления неясные, неочерченные, даже если они – самые важные в живой действительности.
В чем же все-таки состоит сила воспитания?
Вот как рассуждает Ушинский. Характер человека, говорит он, слагается всегда из двух взаимодействующих элементов: из природного и духовного, «вырабатывающегося в жизни, под влиянием воспитания и обстоятельств».
«Если мы идем против наших природных наклонностей, как ленив, неповоротлив и упрям делается наш организм!» Что же делать воспитателю, которому часто приходится идти именно против природных наклонностей ребенка, преодолевая лень, неповоротливость и упрямство его «организма»? Сегодня говорят: надо изучать эти индивидуальные особенности (то бишь «природные склонности»). Кто не слыхал об этой аксиоме – учитель должен глубоко изучать ребенка? В этом, считается, корень его, учителя, успеха.
Но Ушинский слишком хорошо знает реальную практику школьной жизни, чтобы предъявлять учителю такое невыполнимое требование. «Легко сказать воспитателю – изучайте характер ваших воспитанников, пользуйтесь их добрыми наклонностями... Такое требование может только высказываться на торжественных актах, вместе с прочими фразами, не имеющими никакого практического значения, но на деле выполнение его в общественных заведениях оказывается невозможным. Все мы очень хорошо знаем, что не всякий воспитатель – Песталоцци и что известная масса воспитателей требуется для ежегодно приливающих новых поколений».
Итак, требовать изучения природных наклонностей – легко, но, увы, эти требования так и остаются благими пожеланиями... Изучать детей надо, знать их физиологию и психологию – необходимо, но невозможно, невозможно в практической работе учесть тысячи мелких, но важных деталей детских характеров.
Где же выход?
Коль скоро в школе учитель не может действовать, применяясь к каждому отдельному ученику, Ушинский честно признает это, значит, и учебное заведение не должно уподобляться отдельно взятому учителю, и в училищах надо опираться на что-то такое, на что действительно можно опереться в школе, – на что-то общее. Ушинский закладывает основы воспитания в массовой школе.
В школе, говорит он, должен быть общий дух, какая-то общая атмосфера воспитания – с тем, чтобы всякий ребенок, попадая в эту атмосферу, невольно подчинялся ей. Здесь идет речь не о муштре, не о приведении всех к общему знаменателю, а именно о влиянии общего благородного духа школы. «Воспитывается человек в молодости примером, умным, обдуманным руководством... духом семейным, духом школы и, наконец, духом того общества, в котором человеку приходится жить». Но дух этот, разумеется, не в стенах школы – он в воспитателях, учителях, администрации, он в порядках школы, в ее идеалах (если они есть), в степени воодушевления учителей, в стиле обращения с учениками, в мере требовательности, в авторитете учителей – во всем, что и создает силу воспитания.
Откуда этот дух, атмосфера, откуда берется сила воспитания? Только от личности воспитателя, считает Ушинский, и тут он непоколебим, он вновь и вновь возвращается к одной и той же мысли, высказанной впервые в ранней статье в «Современнике», касающейся истории французской эскадры в Средиземном море: «Мы учимся тремя путями: или путем опыта и собственного наблюдения – путем, ведущим к прочным, но скудным результатам, для которого жизнь человеческая слишком коротка; или нас учат другие: этим путем мы приобретаем менее, чем обыкновенно полагают; или, наконец, мы учимся, подчиняясь бессознательно влиянию сильнейших, уже образовавшихся характеров. Образование, передаваемое этим последним путем, едва ли не самым быстрым, ведет к изумительным результатам. Оно действует не на ум человека, медленно усваивающий новое, но на самый центр человеческой природы, на тот таинственный узел, которым связывается душа и тело, так что человек начинает радикально изменяться, прежде нежели сам подметит в себе эту перемену».
…Всякий раз, когда мы узнаем о какой-то прекрасной школе – мы всегда находим в ней и славного учителя. В мировой истории педагогики было много всяких опытов, но что-то не слыхать, чтобы какому-то безвольному, бесхарактерному и заурядному человеку удалось добиться блестящих результатов в воспитании... Вот это было бы действительно переворотом в науке! Но, к счастью, такой переворот не угрожает.
Вот составные той силы, которая придает действенность воспитанию: общий дух школы и воля учителя, его убежденность, ум.
Но этого мало. Все-таки остается открытым вопрос: как воспитывать детей, не имея возможности до конца вникать во все свойства их характеров? На что должна действовать в душе ученика воспитательная сила, к какой точке должна быть она приложена?
«Есть одна только общая для всех прирожденная наклонность, на которую всегда может рассчитывать воспитание, – пишет Ушинский, – это то, что мы называем народностью. Как нет человека без самолюбия, так нет человека без любви к отечеству, и эта любовь дает воспитанию верный ключ к сердцу человека... Вот основание того убеждения, что воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным».
Кажется, нет статьи об Ушинском, в которой не приводились бы эти слова: «Воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным». Но не потому только Ушинский ратовал за «народность», что он был патриот, а потому, что он был педагог и не видел другой реальной возможности влиять сразу на многих учеников. И рядом с «народностью» он ставит христианскую религию и науку. Вот три «основы», опираясь на которые учитель может придать воспитанию необходимую силу. Обращение к религии не должно смутить нас: в прошлом веке почти все педагоги считали, что внерелигиозное воспитание вообще невозможно. Религия была своеобразной формой идейности, только через религию обычный человек мог приобщаться к духовным высотам своего времени.
Что же касается третьей основы воспитания, науки, то, хотя Ушинский говорил о ней в самых восторженных словах, – в оценке ее воспитывающей силы Ушинский весьма и весьма осторожен. «Наука не должна быть смешиваема с воспитанием, – писал он. – Учение само по себе становится воспитанием только тогда, когда достигает высшей области науки, входит в мир идеи и вносит эту идею через разум в сердце человека. Только на этой ученой, а не учебной ступени наука приобретает нравственную силу, и часто такую силу, что может даже исправить недостаток первоначального воспитания, дать человеку новый принцип жизни, совершенно обновить его. Но до той высоты науки добираются немногие; большинство же останавливается или на половине дороги, или в самом ее начале. Человек может знать тригонометрию, болтать на двух и даже трех языках, зазубрить исторический и географический учебник, выучиться даже отлично строчить бумаги, – и остаться человеком вполне безнравственным: наука еще и не дохнула на него...»
Это предупреждение Ушинского сегодня может быть воспринято с некоторым недовольством: наука в последние десятилетия одержала такие победы, что стало казаться, будто она «все может», что технические знания сами по себе определяют высокую нравственность и что противоречия между знанием и нравственностью отошли в область предания. Однако на самом деле, как и прежде, как и во времена Ушинского, «технические» знания сами по себе не имеют воспитательной силы, и забывать об этом – значит выпускать из школы невоспитанных людей.
Не просто знания, а обаяние высокой науки, притягательная ее сила – вот что имеет воспитательную силу, вот что поможет ученику «полюбить идею и истину больше, чем деньги, карты и вино, и ставить духовные наслаждения выше телесных, духовные достоинства выше случайных преимуществ»…
Ян Амос Коменский
чешский педагог-гуманист, основатель педагогической науки
28 марта 1592 — 15 ноября 1670
чешский педагог-гуманист, основатель педагогической науки
28 марта 1592 — 15 ноября 1670
Ян Амос Коменский, великий чешский педагог, родился 28 марта 1592 года в Южной Моравии. Его родители были протестантами. Он учился в братской школе, а после смерти отца продолжил образование в латинской школе и Херборнской академии. Поступив в Гейдельбергский университет, Коменский начал работу над созданием энциклопедии «Театр всех вещей» и полным словарём чешского языка. Будучи учителем братской школы, он начал писать дидактический труд, но в связи с гонениями со стороны католиков уехал в Польшу, где преподавал в гимназии и продолжал работу над «Великой дидактикой». Коменский является автором нескольких учебников по языкознанию, физике и астрономии, руководства по семейному воспитанию «Материнская школа». В 1650 году он стал организатором школьного дела в Венгрии, где попытался создать школу нового типа, обучение в которой длилось семь лет, и у каждого класса были свои учителя, учебники и учебные комнаты. Ему удалось организовать только три класса из семи. Коменский старался оживить процесс обучения, вызвать интерес детей к знаниям, широко применяя метод драматизации. Он является автором первого в мировой истории учебника с иллюстрациями («Мир чувственных вещей в картинках», 1658), которые представляли собой неотъемлемую часть учебных текстов. Этот учебник выдержал множество переизданий и использовался при обучении вплоть до конца 19 века. Последние годы жизни Ян Амос Коменский провел в Амстердаме и посвятил их борьбе за мир. Умер педагог 15 ноября 1670 года.
Педагогическая теория Яна Амоса Коменского
По мнению Коменского, имеются три ступени, три задачи воспитания: познание себя и окружающего мира (умственное воспитание), управление собой (нравственное воспитание) и стремление к богу (религиозное воспитание). В отличие от средневековых педагогов он считал весьма важным решение первой задачи.
Коменский оценивал роль воспитания очень высоко. Человек делается человеком, говорил он, только благодаря воспитанию, которое должно даваться в наиболее подходящем возрасте — в детстве. Он утверждал что «из всякого ребенка можно сделать человека». Считая, что наряду с детьми способными, прилежными и поддающимися воздействиям педагога есть очень небольшое число детей неспособных, ленивых и упрямых, Коменский уверял, что и этих детей следует воспитывать и обучать.
Через все педагогические сочинения Коменского, в особенности же через его главное сочинение — «Великую дидактику», красной нитью проходит мысль, что правильное воспитание во всем должно сообразоваться с природой (природосообразности воспитания).
Коменский считал, что человек, как часть природы подчиняется ее главнейшим, всеобщим законам, действующим как в мире растений и животных, так и в отношении человека. Он указывает, что «точный порядок школы надо заимствовать от природы», что необходимо исходить из наблюдений «над теми процессами, какие повсюду проявляет природа в своих действиях».
Наряду с пониманием принципа природосообразности воспитания как следования всеобщим законам природы у Коменского при обосновании возрастной периодизации, школьной системы и некоторых дидактических принципов. Коменский, исходя из природы человека, делит жизнь подрастающего поколения на четыре возрастных периода, по 6 лет каждый:
детство — от рождения до 6 лет включительно,
отрочество — от 6 до 12 лет,
юность — от 12 до 18 лет,
возмужалость — от 18 до 24 лет.
В основу этого деления он кладет возрастные особенности:
детство характеризуется усиленным физическим ростом и развитием органов чувств; отрочество — развитием памяти и воображения с их исполнительными органами — языком и рукой; юность, помимо указанных качеств, характеризуется более высоким уровнем развития мышления («понимания и суждения») и возмужалость — развитием воли и способностью сохранять гармонию.
Для каждого из этих возрастных периодов, следуя характерным возрастным особенностям (природе ребенка), Коменский намечает особую ступень образования. Для детей до 6 лет включительно он предлагает материнскую школу, под которой он разумеет дошкольное воспитание под руководством матери. Для отрочества (т.е. для детей от 6 до 12 лет) предназначается шестилетняя школа родного языка в каждой общине, селении, местечке. Для юношей (от 12 до 18 лет) должна быть в каждом городе латинская школа, или гимназия. Для возмужалых молодых людей (от 18 до 24 лет) в каждом государстве или большой области — академия. Каждая следующая ступень является продолжением предыдущей. Таким образом, Коменский выдвинул демократический принцип единой школы.
Для каждой ступени (кроме академии) Коменский подробно разработал содержание обучения. Материнская школа, учитывая природные особенности детей, должна дать детям до шестилетнего возраста первоначальные представления, живые впечатления об окружающей природе и общественной жизни. Дети должны узнать из области естествознания, что такое вода, земля, воздух, огонь, дождь, снег, лед, камень, железо, дерево, трава, рыба, птица, бык и пр. По астрономии ребенок узнает, что называется небом, солнцем, луной, звездами и где они восходят и заходят. Дети получают также первоначальные сведения по географии (гора, долина, река, селение, город и пр.).
Коменский советует приучать детей уже в раннем детстве к хозяйству и труду, для чего их надо знакомить с предметами домашнего обихода и их употреблением. Нравственное воспитание детей дошкольного возраста, как указывал он, заключается в воспитании у них умеренности, опрятности, трудолюбия, почтительности к старшим, послушания, правдивости, справедливости и, главное, любви к людям.
Школа родного языка, по Коменскому, имеет шестилетний курс обучения. Она предназначена для всех детей обоего пола без различия сословий, вероисповеданий и национальности. Огромная заслуга Коменского заключается в том, что он поднял значение начальной школы, наметив продолжительный курс обучения в ней, подчеркнув, что это — школа родного языка (тогда как церковные школы, находившиеся в руках духовенства, обучали на непонятном детям книжном латинском языке), расширив содержание преподавания в начальной школе сведениями из геометрии, элементарными знаниями по географии, естествознанию, преподаванием пения и ручного труда. Конечно, большое место он уделял преподаванию религии.
Коменский требовал, чтобы после обучения языку (грамматике) учащиеся переходили к изучению реальных наук — естествознания (физики), математики, затем философских наук (этики, диалектики), завершая весь курс изучением риторики, так как при такой последовательности красота речи будет сочетаться с ее содержательностью и глубиной. Шесть последовательных классов гимназии в школьной системе Коменского носят названия: грамматический, физический, математический, этический, диалектический и риторический.
В академии Коменский предусматривает обычные факультеты того времени: богословский, юридический и медицинский.
Коменский в основу познания и обучения поставил чувственный опыт и теоретически обосновал и подробно раскрыл принцип наглядности. Он понимал наглядность широко, не только как зрительную, но и как привлечение всех органов чувств к лучшему и ясному восприятию вещей и явлений. Им было провозглашено «золотое правило» дидактики: «Все, что только возможно, предоставлять для восприятия чувствами: видимое для восприятия — зрением; слышимое — слухом; запахи — обонянием; подлежащее вкусу — вкусом; доступное осязанию — путем осязания. Если какие-либо предметы сразу можно воспринимать несколькими чувствами, пусть они сразу схватываются несколькими чувствами».
Коменский требовал, чтобы учение начиналось не со словесного толкования о вещах, но с конкретных наблюдений над ними. Следует наблюдать, что возможно, в натуре, а в случае невозможности непосредственного наблюдения вещей их надо заменять картинами, моделями, рисунками.
Бессмысленной, механической зубрежке, догматичности обучения Коменский противопоставил требование сознательности учения. Он писал: «Ничего не следует заставлять выучивать наизусть, кроме того, что хорошо понято рассудком». Ученики с помощью учителя должны ясно осознать, «какую пользу приносит изучаемое в повседневной жизни». При изучении явлений следует доводить учащихся до осознания причин этих явлений. «На каждом предмете нужно останавливаться до тех пор, пока он не будет понят».
Коменский настаивал на систематичности обучения. Он указывал на необходимость доводить учащихся до понимания связи между явлениями и так организовать учебный материал, чтобы он не казался учащимся хаосом, а был бы кратко изложен в виде немногих основных положений. В обучении, он считал, надо идти от фактов к выводам, от примеров к правилам, которые систематизируют, обобщают эти факты и примеры; идти от конкретного к абстрактному, от легкого к трудному, от общего к частному; сначала давать общее представление о предмете или явлении, затем переходить к изучению отдельных его сторон.
Большое значение, по Коменскому, имеет последовательность обучения. Все предлагаемое ученикам для усвоения надо располагать так, чтобы изучение нового материала было подготовлено предыдущими занятиями. Считаясь с возрастными особенностями детей, Коменский советует сначала развивать ощущения (чувства) учащихся, затем память, далее мышление и, наконец, речь и руку, так как ученик должен уметь правильно выразить усвоенное и применить это на деле.
Ценные указания дал Коменский, выдвинув дидактическое требование посильности обучения для учащихся. Детям следует давать для обучения только то, что доступно их возрасту. Посильность, доступность в обучении достигаются ясностью преподавания, сообщением основного без излишних деталей.
Выдвинув дидактическое требование прочности усвоения учащимися учебного материала, Коменский говорил, что надо закладывать «прочное основание», не спешить в обучении, добиваться, чтобы учащиеся вполне усвоили преподаваемое им: все имеющее связь должно преподаваться «в связи». Каждая тема должна резюмироваться в кратких, точных правилах.
Огромное значение для прочного усвоения имеют упражнения и повторение усвоенного учащимися материала. Сообщив новый учебный материал учащимся, учитель требует, чтобы вызванный им ученик изложил, повторил то, что было сказано им; вызывает и другого ученика сделать то же. Благодаря такому упражнению и повторению учитель ясно видит, что осталось непонятым учениками из его изложения. Повторенное несколько раз прочно запоминается. Большую роль при этом повторении вслух имеет развитие умения выразить то, что усвоил, да и самое усвоение становится более отчетливым и прочным. С этой целью Коменский рекомендует, чтобы учащиеся, усвоив что-либо, старались обучить этому других.
«Тому, что следует выполнять, нужно учиться на деле», — говорит Коменский, давая правила, по которым следует организовать упражнения. «Пусть в школах учатся писать, упражняясь в письме, говорить — упражняясь в речи, петь — упражняясь в пении, умозаключениям — упражняясь в умозаключениях, и т. д., чтобы школы были не чем иным, как мастерскими, в которых кипит работа».
Для правильного обучения навыкам надо учащимся дать определенную форму и норму того, что следует выполнять; употребление инструментов (например, при черчении и т. п.) показать на деле, а не только рассказать, как инструменты употреблять. Упражнения надо начинать с элементов, а не с выполнения целых работ; это относится и к чтению (сначала буквы и слоги, затем слова, наконец фразы), и к письму, и к грамматике, и к другим навыкам.
Показав учащимся образец для подражания, учитель вначале должен требовать строгого, точного подражания форме, впоследствии выполнение может быть более свободным. Все допущенные учащимися отклонения от образцов должны тут же исправляться учителем, который свои замечания подкрепляет ссылкой на правила. При обучении надо сочетать синтез с анализом.
Коменский стремился возможно сильнее развивать познавательные способности учащихся, «воспламенить жажду знания и пылкое усердие к учению», для чего надо, указывал он, соединять приятное с полезным, поощрять детскую любознательность.
«У своих учеников я всегда развиваю самостоятельность в наблюдении, в речи, в практике и в применении», - писал он.
Коменский установил понятие школьного года с его делением на учебные четверти, ввел каникулы, определил организацию учебного дня (4 учебных часа в школе родного языка, 6 часов в латинской школе), теоретически разработал классно-урочную систему учебных занятий и практически применил ее.
В школах тогда прием учащихся производился в разное время, в течение всего года. Ученики хотя и сидели вместе в классе, но коллективных занятий со всеми учениками класса большей частью не было: каждый учащийся учил свое, продвигался своим, индивидуальным темпом. Учитель занимался индивидуально с учениками. Коменский настаивал на том, чтобы прием в школу производился один раз в году, чтобы учитель вел коллективную работу со всем классом. Он положил начало классно-урочной системе учебных занятий, дал указания, как планировать и вести урок, уделяя часть его опросу учащихся, часть — объяснению нового материала и упражнениям по закреплению нового. Коменский указывал, что каждый урок должен иметь свою определенную тему и свою главную задачу. Учитель должен внимательно следить, чтобы все учащиеся принимали активное участие в занятиях, и поддерживать во время урока дисциплину в классе.
Управление человека собой является, по мнению Коменского, одной из трех целей воспитания. Оно достигается нравственным воспитанием. Следуя Платону и Аристотелю, Коменский основными, «кардинальными» добродетелями считал мудрость, умеренность, мужество и справедливость. Истинное суждение о вещах — основа добродетели, поэтому мудрость является руководительницей добродетельной жизни. Умеренность нужна человеку, чтобы соблюдать во всем меру, никогда и ни в чем не доходить до пресыщения и отвращения. Мужество — это добродетель, включающая такие черты, как самообладание, выносливость, готовность принести пользу, когда того требуют время и обстоятельства, выполнение долга.
Кроме этих главных добродетелей, Коменский советовал развивать у детей скромность, послушание, благожелательность к другим людям, опрятность, аккуратность, вежливость, почтительность к старшим, трудолюбие
Средствами нравственного воспитания Коменский считал: пример родителей, учителей, товарищей; наставления, беседы с детьми; упражнения детей в нравственном поведении (в частности, при воспитании мужества); борьбу с распущенностью, с ленью, необдуманностью, недисциплинированностью. Большое значение в процессе нравственного воспитания имеет выработка положительных привычек.
Указывая на большое значение дисциплины, Коменский ссылался на чешскую пословицу: «Школа без дисциплины, что мельница без воды». Большая заслуга Коменского заключается в том, что он выступил против отупляющей палочной дисциплины средневековой школы, рекомендовал гуманный подход к детям, но вместе с тем требовал, чтобы учитель поддерживал среди учащихся должную дисциплину. Следует поддерживать дисциплину преимущественно «хорошими примерами, ласковыми словами и всегда искренним и откровенным благорасположением», — писал он.
Коменский протестовал против телесных наказаний детей. «Я решительно стою за то, что розги и палка, эти орудия рабства, совершенно не подходящие для людей свободных, совсем не должны иметь места в школах, должны быть изгнаны из них».
Учащиеся обязаны приходить в школу без опоздания и занимать в классе установленное место. В случае отсутствия учащихся по уважительным причинам родители обязаны известить об этом дежурного для доклада учителю. На уроках учащиеся обязаны внимательно слушать объяснения учителя. «Пусть поддержание дисциплины всегда происходит строго и убедительно, но не шутливо или яростно, чтобы возбуждать страх и уважение, а не смех или ненависть. Следовательно, при руководстве юношеством должна иметь место кроткость без легкомыслия, при взысканиях — порицание без язвительности, при наказаниях — строгость без свирепости».
Коменский придавал большое значение учителю, считая должность учителя очень почетной, «настолько превосходной, как никакая другая под солнцем». Коменский требовал, чтобы, с одной стороны, население относилось с уважением к учителю, а с другой — сам учитель понял, какую важную функцию он выполняет в обществе, и был полон чувства собственного достоинства. Учитель, писал он, должен быть честным, деятельным, настойчивым, живым образцом добродетелей, которые он должен прививать ученикам, быть человеком образованным и трудолюбивым. Он должен безгранично любить свое дело, относиться к ученикам по-отечески, будить интерес учащихся к знаниям. «Ближайшая забота учителя состоит в том, чтобы увлекать учеников своим примером».
| № | Мультимедиа |
| 1 |
|
Комментарии (684)
#1 Татьяна АНАТОЛЬЕВНА, поздравляю вас с днем рождения и желаю вам здоровья и успехов во всех делах ваших.
Екатерина Морозова, дата: 07.01.2023 в 2:22
#2 Татьяна АНАТОЛЬЕВНА, поздравляю Вас с днем рождения!!!
В день рождения желаю легкости чувств, душевной бодрости, ясности мыслей и ярких позитивных ощущений. Пусть жизненная энергия поможет достичь самых невероятных замыслов.
Екатерина Морозова, дата: 07.01.2022 в 15:32
#3 Татьяна АНАТОЛЬЕВНА, добрый вечер. Красивое У Вас интересное портфолио. Примите мой Вам + для поддержания Вашего рейтинга на сайте. Успехов Вам в дальнейшей работе на сайте.
Екатерина Морозова, дата: 22.06.2021 в 22:45
#4 Татьяна АНАТОЛЬЕВНА, я и не знала, что совсем рядом коллега. Случайно к Вам зашла. Я веду английский язык со 2 по 9 класс. 14 лет была директором школы, поэтому нагрузку имела небольшую. Теперь все классы мои и я полностью отдаюсь урокам. Но порой кажется, что заново учусь. Так влюбилась вновь в свои уроки, так наслаждаюсь уроками. Я с удовольствием познакомилась с Вашими наработками, прошлась по страничкам Вашего сайта. Много полезного и интересного нашла для себя. Спасибо Вам, что делитесь. Ставлю в Ваш рейтинг свой "+" и приглашаю посетить мой сайт - портфолио.
Любовь Хабарова, дата: 12.01.2019 в 1:46
#5 Татьяна АНАТОЛЬЕВНА, здравствуйте! Столько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз встречались, будто целая вечность. Какие у Вас есть вести для нас? Что нового? Снова пролистала Вашу первую страницу - супер! Столько позитива и столько вдохновения, начиная от Ваших грамот и сертификатов... Не перечислить всё то интересное, что накладывает на душу самое светлое впечатление. Так что, заглянув к Вам в гости, вполне можно уходить с порцией наслаждения и удовольствия от всего позитива, который Вы нам дарите. Спасибо. Удачи Вам и впредь во всём!
Ольга Степанова, дата: 01.11.2018 в 4:38
#6 Татьяна АНАТОЛЬЕВНА, поздравляю с Днём Рождения!
Пусть каждый день и каждый час
Жизнь очаровывает Вас.
Пусть в каждом дне — немного счастья,
Побольше радости и ласки,
Пусть уйма и друзей, и денег,
Конечно, сил, любви и веры.
Конечно, только вдохновенья
И каждый день, и в день рожденья!
Светлана Трушина, дата: 07.01.2018 в 10:34
Чтобы оставить комментарий, пожалуйста, зарегистрируйтесь и авторизируйтесь на сайте.
Страницы
Начало Сюда 1 2 3 4 5 6 … 112 113 114 Туда Последняя